X чрезвычайный съезд народных депутатов

Материал подготовила: Мельникова Вера Александровна.

Источник

Разгон Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации

Краткое содержание:

Разго́н Съе́зда наро́дных депута́тов и Верхо́вного Сове́та Росси́йской Федера́ции (также известные как «Расстрел Белого дома», «Расстрел Дома Советов», «Чёрный октябрь», «Октябрьское восстание 1993-го», «Указ 1400», «Октябрьский путч», «Ельцинский переворот 1993 года») — внутриполитический конфликт в Российской Федерации 21 сентября — 4 октября 1993 года. Произошёл вследствие конституционного кризиса, развивавшегося с декабря 1992 года. Результатом противостояния стало насильственное прекращение действия в России существовавшей с 1917 года советской модели власти, сопровождавшееся вооружёнными столкновениями на улицах Москвы и последующими действиями войск, в ходе которых погибло не менее 158 человек и 423 были ранены или получили иные телесные повреждения (из них 3 и 4 октября — 124 убитых, 348 раненых).

Кризис явился следствием противостояния двух политических сил: с одной стороны — президента Российской Федерации Бориса Ельцина (см. Всероссийский референдум 25 апреля 1993 года), правительства, возглавляемого Виктором Черномырдиным, части народных депутатов и членов Верховного Совета — сторонников президента, а с другой стороны — противников социально-экономической политики президента и правительства: вице-президента Александра Руцкого, основной части народных депутатов и членов Верховного Совета Российской Федерации во главе с Русланом Хасбулатовым, большинство в котором составлял блок «Российское единство», в который входили представители КПРФ, фракции «Отчизна» (радикальные коммунисты, отставные военные и депутаты социалистической ориентации), «Аграрный союз», депутатской группы «Россия», руководимой инициатором объединения коммунистических и националистических партий Сергеем Бабуриным.

События начались 21 сентября с издания президентом Ельциным указа № 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета, который, согласно принятому в течение нескольких последовавших часов заключению Конституционного суда, не соответствовал ряду положений действовавшей Конституции. В ответ на телеобращение Президиум Верховного Совета сразу же, сославшись на статью 121.6 Конституции, объявил о прекращении полномочий президента и постановил, что Указ № 1400 не подлежит исполнению. 24 сентября X чрезвычайный (внеочередной) Съезд народных депутатов, созванный Верховным Советом, также заявил о прекращении полномочий президента Ельцина с момента издания указа № 1400 и оценил его действия как государственный переворот. Борис Ельцин, однако, де-факто продолжил осуществлять полномочия президента России. Его поддержало правительство и руководство силовых структур (МВД, Министерство обороны, Министерство безопасности).

По мнению ряда аналитиков, существенную роль в трагической развязке сыграли личные амбиции председателя Верховного Совета Руслана Хасбулатова, выразившиеся в его нежелании в ходе конфликта идти на компромиссы с администрацией Бориса Ельцина, а также самого Бориса Ельцина, который после подписания указа № 1400 отказывался напрямую разговаривать с Хасбулатовым даже по телефону.

По заключению созданной в мае 1998 года комиссии Государственной думы[Комм. 2], значительную роль в обострении обстановки сыграли жёсткие действия правоохранительных органов по подавлению проходивших в Москве гражданских акций в поддержку Верховного Совета в период с 27 сентября по 2 октября 1993 года.

Мнения о позиции Конституционного суда Российской Федерации во главе с В. Д. Зорькиным расходятся: по мнению самих судей и сторонников Съезда народных депутатов, он сохранял нейтралитет; по мнению сторонников Ельцина — занял сторону Верховного Совета и Съезда.

Расследование событий осталось незавершённым; следственная группа была распущена после того, как в феврале 1994 года Государственная дума приняла решение об амнистии для лиц, участвовавших в событиях 21 сентября — 4 октября 1993 года, связанных с изданием Указа № 1400, и противодействовавших его реализации, независимо от квалификации действий по статьям УК РСФСР. В результате общество до сих пор не имеет однозначных ответов на ряд ключевых вопросов о происходивших трагических событиях — в частности, о роли политических лидеров, выступавших как на одной, так и на другой стороне, о принадлежности снайперов, стрелявших по мирным гражданам и сотрудникам милиции, о действиях провокаторов и о том, кто виновен в трагической развязке. Имеются лишь версии участников и очевидцев событий, журналистов, политологов, следователя распущенной следственной группы и уже упоминавшейся выше комиссии Госдумы РФ, которую возглавляла

член КПРФ Татьяна Астраханкина — непосредственная участница событий, приехавшая в Москву в конце сентября 1993 года для защиты Дома Советов, которую товарищи по партии, в частности Алексей Подберёзкин, называли «ортодоксом».

Новая Конституция, принятая всенародным голосованием 12 декабря 1993 года и действующая с некоторыми изменениями до настоящего времени, предоставляет президенту Российской Федерации существенно более широкие полномочия, чем действовавшая на момент конфликта Конституция 1978 года (с изменениями 1989—1992 годов). Должность вице-президента РФ упразднена.

Дальнейшая судьба участников событий

9 марта 1994 года руководитель Администрации президента Сергей Филатов утвердил «чёрный список», включавший 151 депутата, которые участвовали в работе Верховного Совета вплоть до 3 октября 1993 года и были лишены за это социальных льгот. Однако уже 22 апреля указом Ельцина льготы были распространены на всех депутатов, «чёрный список» фактически был отменён.

Большая часть народных депутатов и руководителей Верховного Совета, находившихся в Доме Советов во время штурма 4 октября, после завершения событий нашли себе место в политике, науке, бизнесе и на государственной службе:

Выводы и Оценки

Оценка событий характеризуется полярностью точек зрения и зачастую определяется идеологическими предпочтениями авторов.

Как «государственный переворот» квалифицируют события 21 сентября — 4 октября 1993 года Краткая историческая энциклопедия, написанная авторским коллективом под редакцией директора Института Всеобщей Истории РАН А. О. Чубарьяна, изданная в 2002 году издательством «Наука», бывший руководитель Верховного Совета России Руслан Хасбулатов[188] и член КПРФ, доцент МГУ Елена Лукьянова, выступавшая на стороне Верховного совета и находившаяся в Доме советов России во время событий.

Как «подавление коммунистического мятежа» характеризует их 10 лет спустя заведующий отделом социально-политических исследований ВЦИОМ Лев Гудков.

Как «бессмысленное и беспощадное противостояние двух ветвей власти, у которых не было, по сути, никаких разногласий, кроме слепой корпоративной ненависти и спора, кто кого в землю закопает» 16 лет спустя характеризует те события публицист Леонид Радзиховский.

Известный российский философ и социолог Александр Зиновьев оценил события октября 1993 года как завершение «антикоммунистического переворота в России», начатого в августе 1991 года. По его словам, в результате этого переворота был «разгромлен советский (коммунистический) социальный строй и на его месте был наспех сляпан постсоветский строй».

Дмитрий Фурман отмечает, что через конфликт президента и парламента в условиях возникновения в республиках бывшего СССР имитационно-демократических систем прошли почти все страны СНГ.

Источник

I Съезд народных депутатов: как 30 лет назад в СССР началась парламентская революция Горбачева

30 лет назад, 25 мая 1989 года, в Кремле открылся I Съезд народных депутатов СССР. Началась недолгая история свободного советского парламентаризма. Сегодня эта бурливая история, сотканная из конкурентных выборов, процессов зарождения и становления реальной парламентской оппозиции, яростных политических схваток, проходивших на глазах у всей страны, депутатских расследований, не щадивших первых лиц государства, выглядит желанным примером для подражания.

Первые альтернативные

Впервые вопрос об альтернативных выборах был поднят в начале 1987 года, на январском пленуме ЦК КПСС. К этому моменту всесильный партийный аппарат начал подозревать нехорошее, и правильно делал. Поначалу казалось, что перестройка — не более чем блажь новоявленного генсека Михаила Горбачева. На счету номенклатуры — похороненные реформы Хрущева и Косыгина. Не таких зубров ломали, и этот перебесится да угомонится, рассчитывали чиновники-коммунисты. И как могли заматывали робкие (такими они и останутся до падения СССР) экономические преобразования. Их суть сводилась к тому, чтобы, повысив самостоятельность предприятий и открыв возможности для индивидуальной предпринимательской инициативы в обличии кооперативов, вывести экономику из-под партийно-государственного контроля, раскрепостить ее, сделать энергичной и эффективной. Допустить такой крамолы коммунисты не могли. Назревал конфликт.

В октябре 1987 года члены ЦК КПСС обрушились на первого секретаря Московского горкома партии Бориса Ельцина. Тот позволил себе критику бюрократизма, затягивания перемен, громил консервативное крыло КПСС под неформальным предводительством «идеологического» секретаря ЦК Егора Лигачева. Ельцина «размазали» и вышвырнули в отставку. В марте следующего года в партийной газете «Советская Россия» вышла трескучая статья ленинградки Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами» — манифест антиперестроечных сил, благословленный тем же Лигачевым. В июне того же 1988 года на XIX партконференции Егор Кузьмич публично заявил, что при выборе Горбачева генеральным секретарем «могли быть абсолютно другие решения».

Генсек ясно представлял, что, как за четверть века до этого Никита Хрущев, он также может оказаться жертвой аппаратного заговора и для продолжения перестройки ему необходимо найти другую опору. По логике вещей, единственной более мощной, чем Коммунистическая партия, базой был весь советский народ. Под финал партконференции Михаил Горбачев провозгласил: не далее как весной будущего 1989 года провести выборы народных депутатов СССР и созвать их I Съезд.

Он бил номенклатуре по самому чувствительному месту: именно открытые и безальтернативные выборы были процедурным фундаментом тотального доминирования и диктата КПСС. Народных депутатов, впервые за всю советскую историю, выбирали тайным голосованием и на альтернативной, конкурентной основе. Тем из партийных руководителей, кто не пройдет через сито выборов, предписывалось оставить свои престижные посты.

Говоря точнее, выборы народных депутатов, состоявшиеся 26 марта 1989 года, были свободными отчасти: из 2250 депутатских мандатов 750 распределялись по общественным организациям, 100 из них гарантированно доставались Компартии. Но на остальные 1500, «разыгранные» в территориальных округах, претендовали более 7,5 тысячи кандидатов.

Один из наиболее «звездных» депутатов, будущий мэр Ленинграда Анатолий Собчак впоследствии писал: «Много позже я понял, почему Горбачев пошел на такую сложную и совершенно недемократическую систему выборов. Хорошо и надежно отлаженный поколениями партийной селекции аппарат при прямых, равных и тайных выборах не оставил бы демократам ни шанса на победу. Отработанная система бюрократических проволочек и четкая взаимовыручка аппаратчиков, контролируемые ими средства массовой информации и деньги из партийных и государственных касс, возможность освобождать от служебных обязанностей практически любого нужного человека и платные группы поддержки — все обеспечивало успех аппаратчикам. Но Горбачев и его интеллектуальная команда поставили аппарат в необычные, нерегламентированные советской традицией условия. Выборы от общественных организаций и Академии наук СССР, деление страны на территориальные и национально-территориальные избирательные округа — это давало множество возможностей. Известные всей стране люди — Андрей Сахаров, Дмитрий Лихачев, Алесь Адамович, Егор Яковлев, Гавриил Попов и многие другие — попали в парламент лишь благодаря такой недемократичности избирательной системы. Силы аппарата оказались отвлеченными на организацию пресловутых окружных собраний (утверждавших списки кандидатов — прим. авт.). Здесь аппаратчики были бдительны, и через их «сито» многие из демократов не прошли. Но ведь в общественных организациях окружных собраний не было».

Наперекор Системе

Азартная — так можно охарактеризовать ту избирательную кампанию. Страна, зачахшая в многолетнем застое, воспряла, встряхнулась, радостно и с энтузиазмом включилась в политическую игру, предложенную Михаилом Горбачевым.

Для Бориса Ельцина участвовать и победить на выборах — единственный шанс вернуться из небытия в большую политику. Он, как рубит, призывает к ликвидации партийной опеки над государством, к передаче власти на всех уровнях выборным Советам, а на общесоюзном уровне — Съезду народных депутатов, к борьбе с номенклатурными привилегиями — спецраспределителями дефицитных продуктов и товаров, спецбольницами, спецсанаториями, к искоренению цензуры, к индивидуальному владению землей (определение «частная собственность» еще под фактическим запретом, а Горбачев так и не решится на введение частной собственности на землю; «Делайте со мной что хотите — не могу зачеркнуть своего деда-коллективизатора», — признавался он соратникам).

Предложения выдвигаться идут к Ельцину со всей страны. Сначала Борис Николаевич подумывает баллотироваться от пермского города Березники, где прошло его детство. Избирательный процесс — под прицельным взглядом вертикали партийных органов. «Собрание [с избирателями] могли перенести в другое помещение буквально за час до начала, пропускать на него только проинструктированных партийными органами людей, райкомы партии готовили провокаторов, которые должны были скомпрометировать Бориса», — свидетельствует Наина Ельцина. «Ему отказывали в аренде залов для предвыборных собраний, переносили их даты, не пускали в зал тех, кто, по мнению властей, был «неблагонадежен», проводили «антисобрания» и «антимитинги»», — пишет биограф Ельцина Борис Минаев.

Поэтому в Березники Ельцин отправляется «заметая следы» — из Ленинграда, на военном самолете, «в обнимку то ли с крылатой ракетой, то ли со снарядом», как он потом вспоминал. Из ельцинских мемуаров: «Мое появление вызвало шок у организаторов, так как из обкома партии прилететь и что-то изменить уже не успевали. Я выступил со своей программой, ответил на записки, вопросы, все шло прекрасно, и, когда началось голосование, я, честно говоря, уже не волновался. По всей атмосфере было видно, что мне удастся сегодня преодолеть этот первый барьер на пути к избранию. Получил я подавляющее большинство голосов, можно было возвращаться в Москву».

Однако окончательное решение строптивого, упрямого, амбициозного Ельцина — идти в депутаты от Москвы, территориального округа № 1. «Москвичи не приняли тебя, Борис», — говорил ему Горбачев, вычеркивая из политики. Ну что ж, посмотрим.

Окружное собрание, утверждающее кандидатов в депутаты, проходит в Колонном зале Дома Союзов. В зале — тысяча человек, на 4/5 — проинструктированные выборщики, среди них секретари парткомов, чиновники, директора предприятий. Шансов пройти в кандидаты в такой компании у Ельцина, казалось бы, нет.

«Я уже знал, что в зале с заготовленными провокационными вопросами сидят люди и только ждут отмашки организаторов шоу, чтобы «делать дело». И тогда я решил поступить неожиданно. Из всех вопросов, поступивших ко мне, я выбрал в основном самые несправедливые, неприятные, обидные. Обычно все отбирают для своих ответов выигрышные, я решил сделать наоборот. Начал отвечать на записки: «Почему вы предали Московскую партийную организацию, струсили, испугались трудностей?», «На каком основании ваша дочь переехала в новую квартиру?» и все в том же духе, разве только что не было вопросов про приводы в милицию и про порочащие связи… Но этими ответами я совершенно расстроил планы руководителям мероприятия. Почти все негативные вопросы, которые они планировали задать с мест, уже прозвучали, и на вопросы устные я отвечал легко и спокойно. Я видел, что зал потихоньку начал оттаивать, появились какие-то надежды на незапланированный исход».

«Предвыборные плакаты [Ельцина] расклеивали на подъездах домов, на фонарных столбах и остановках общественного транспорта. На 19 предприятиях были созданы комитеты активистов, которые вели работу с избирателями на рабочем месте. Используя ораторские навыки, приобретенные в Свердловске и отточенные в Московском горкоме, Ельцин колесил по городу, выступал несколько раз в день, отвечал на море вопросов. Толпы, собиравшиеся в парках, на хоккейных аренах и стадионах, в последнюю неделю достигали десятков тысяч человек. Поклонники Ельцина надевали на себя двусторонние щиты с надписью «Борись, Борис!», носили значки с его изображением и рукописные таблички «Руки прочь от Ельцина!», «Борис прав!», «Мы с тобой, товарищ Ельцин», «Не народ для социализма, а социализм для народа». Ельцин упивался всеобщим вниманием», — рассказывает еще один жизнеописатель Тимоти Колтон.

Выборы 26 марта Ельцин выиграл с умопомрачительным результатом — 90%, свой голос ему отдали 5 миллионов 238 тысяч 206 человек, за Бракова проголосовали около 400 тысяч.

Обратимся к мемуарам Анатолия Собчака — они тоже здорово передают восторженную, пьянящую атмосферу тех дней.

Вот к нему обращается знакомый партфункционер:

— Зачем вам это нужно? Вы же умный человек и должны понимать, что никаких шансов на избрание у вас нет. Депутатом будет передовой рабочий с Балтийского завода. И не нужно напрасно терять время и силы.

«И тут я понял, — пишет Анатолий Собчак, — что во мне живо мальчишеское чувство лидерства: «Давайте поспорим, что я стану депутатом!» При свидетеле, вернее, при свидетельнице нашей беседы мы ударили по рукам. А поскольку рядом была женщина, то и спорили «по-мужски», на бутылку коньяка. К чести партийного функционера, проспоренную бутылку он мне через два месяца вручил без моих про то напоминаний».

Основной ресурс университетского профессора Собчака — десятки добровольцев: студенты, интеллигенция, рабочие, инженеры, в том числе с того самого Балтийского завода, помогающие распространять листовки и расклеивать плакаты (среди них аспирант Собчака Дмитрий Медведев). Главное орудие кандидата — мегафон, с которым он выступает у станции метро.

Результат на выборах профессора Собчака — 76% голосов избирателей.

«Вскоре после выборов, — пишет он в мемуарах, — нас пригласили в обком партии, и тогдашний первый секретарь Юрий Соловьев стал учить новоиспеченных депутатов уму-разуму и излагать сценарий Съезда. Пришлось не слишком вежливо перебить первого секретаря: сценарий Съезда будем писать мы, депутаты. Соловьев это проглотил». А вскоре, добавим мы, как проваливший собственные выборы был снят и отправлен на пенсию.

Революция в прямом эфире

Полноценная, насыщенная драматизмом избирательная кампания сама по себе была воплотившейся фантастикой. Однако «чудеса» только начинались.

I Съезд народных депутатов, собравшийся 25 мая в Кремлевском Дворце, открылся не с приветствия членов Политбюро (они, до избрания в президиум, непривычно для себя расселись в первых рядах партера, рядом с другими, «рядовыми» депутатами), а с призыва избранника от Латвии Вилена Толпежникова почтить память жертв кровавых событий в Тбилиси: 9 апреля в столкновениях с войсками там погибли 19 человек, в основном женщины.

Еще одно удивительное новшество: заседания Съезда транслировались в прямом телеэфире. «Страна обратилась в слух, — пишет Борис Минаев. — На Смоленской площади толпа людей собралась перед витриной радиомагазина, в которой были выставлены несколько работающих телевизоров. Такие же толпы стояли везде, где можно было увидеть или услышать Съезд. Телевизоры и радиоприемники работали всюду — в машинах (водители в жаркий день открывали дверцы, и звук разносился по всем улицам города, было странное ощущение, что Съезд транслируют прямо с неба), в кабинетах, жилых домах, на кораблях и в поездах, и те, кто не имел возможности в рабочее время смотреть или слушать прямую трансляцию, чувствовали себя глубоко обделенными. «Никто не трудится, все смотрят Съезд», — озабоченно сказал кто-то из депутатов… Прямая трансляция Съезда перевернула представления о рамках гласности. Следить за тем, как развивается главное политическое событие в режиме реального времени, — это было потрясающее ощущение».

Страна обрела новых кумиров — пламенных ораторов Юрия Афанасьева, Юрия Власова, Юрия Карякина, Гавриила Попова, Анатолия Собчака, Сергея Станкевича, Галину Старовойтову, Николая Травкина, Юрия Черниченко… «В святая святых кремлевской власти звучали слова, за которые вчера полагался лагерный срок или психбольница», — формулировал в воспоминаниях Собчак.

Первый среди равных — легендарный академик и диссидент Андрей Сахаров. С самого начала работы Съезда Андрей Дмитриевич выдвинул требование отменить одиозную шестую статью Конституции о Компартии как «руководящей и направляющей силе советского общества, ядре его политической системы, государственных и общественных организаций» (статья была введена в Конституцию при Брежневе и была реакцией партаппарата на реформаторские «поползновения» Хрущева, мечтавшего о «общенародном государстве», народовластии).

В середине Съезда, 2 июня, «зарвавшемуся» диссиденту и всем его сподвижникам-демократам (а прежде всего — Горбачеву) партийная бюрократия устроила «показательную порку». Утром в фойе Дворца съездов появились листовки, в которых сообщалось, будто в интервью канадской газете «Оттава ситизэен» Сахаров заявил, что во время войны в Афганистане с советских вертолетов расстреливали попавших в окружение советских же солдат, чтобы не дать им сдаться в плен. И вот на трибуне — депутат от комсомола, первый секретарь Черкасского горкома ВЛКСМ Украины, ветеран-«афганец» Сергей Червонопиский.

«Мы до глубины души возмущены этой безответственной, провокационной выходкой известного ученого и расцениваем его безличностное обвинение как злонамеренный выпад против советских Вооруженных сил. Рассматриваем их дискредитацию как очередную попытку разорвать священное единство армии, народа и партии. Мы восприняли это как унижение чести и достоинства и памяти тех сыновей своей Родины, которые до конца выполнили ее приказ, — бьет наотмашь Червонопиский, стоя за трибуной на инвалидных костылях. — Три слова, за которые, я считаю, всем миром нам надо бороться, это: Держава, Родина, Коммунизм». Зал вскакивает, заходясь в бешеном реве.

Слово — Анатолию Собчаку.

«Сахаров поднимается со своего места, и я вижу, что он растерян. Такого не было никогда, но это так, и по лицу, и по всей его фигуре ясно: Сахаров идет к трибуне и еще не знает, что скажет. Он начинает говорить, но успевает сказать лишь три слова: «Я меньше всего…» В зале шум, и съездовская стенограмма это фиксирует: »…желал оскорбить Советскую Армию…» Он говорит мучительно, паузы между словами больше обычного, каждое слово, будто пудовый камень, с трудом извлекается из груди. Академику не хватает воздуха: «Я глубоко уважаю Советскую Армию, советского солдата, который защищал нашу Родину в Великой Отечественной войне. Но когда речь идет об афганской войне, то я опять же не оскорбляю того солдата, который проливал там кровь и героически выполнял приказ…».

Как отвечать калеке, который изувечен в Афганистане? Его право бросить в лицо кому угодно: мол, вы, сидевшие в тылу, не имеете права рассуждать о нас, прошедших кровь и ужасы афганской бойни, а тем более — осквернять память погибших своими домыслами. Вас там не было, вы не видели того, что видели и пережили мы.

«Не об этом идет речь. Речь идет о том, что сама война в Афганистане была преступной авантюрой, предпринятой неизвестно кем, и неизвестно кто несет ответственность за это огромное преступление Родины. Это преступление стоило жизни почти миллиону афганцев, против целого народа велась война на уничтожение, миллион человек погибли. И это то, что на нас лежит страшным грехом, страшным упреком. Мы должны смыть с себя именно этот позор, который лежит на нашем руководстве, вопреки народу, вопреки армии совершившем этот акт агрессии. Вот что я хочу сказать». (Шум в зале.)

Понимает ли Сахаров, что эти его слова сейчас, после обвинительного пафоса калеки-ветерана, не могут быть услышаны? Но Сахаров держится. Пытается держаться: «Я выступал против введения советских войск в Афганистан и за это был сослан в Горький. (Шум в зале.) Именно это послужило главной причиной, и я горжусь этим, я горжусь этой ссылкой в Горький как наградой, которую я получил…»

Его не слушают. Ему дают договорить, чтобы тотчас вслед за тем добить, дотоптать.

«Это первое, что я хотел сказать. А второе… Тема интервью была вовсе не та, я это уже разъяснил в «Комсомольской правде»…»

Его согнали с трибуны. И если на том же Съезде мы видели Сахарова-победителя, сходившего с трибуны с высоко вскинутыми над головой руками, то сейчас он уходил понурым, почти сломленным.

Но линчевание лишь начиналось… Один за другим поднимались ораторы, все они играли одну роль, делали одно дело. А что же Горбачев? Сидел, обхватив голову и закрыв ладонями лицо. Впервые он не мог остановить цепной реакции беснующейся ненависти. Я старался не смотреть в его сторону».

Рождение оппозиции

Михаил Горбачев, видевший себя умелым дирижером депутатского оркестра, оказался в эпицентре разбуженной им стихии. На него давили и консерваторы-ортодоксы, и радикал-демократы. Горбачев и радуется успеху демократизации, и страшно перенапряжен, бывает, что просто уступает мятежному потоку.

Съезд выбирает председателя Президиума Верховного Совета — постоянно работающей части советского парламента. Единственный кандидат — генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев: для него объединение первых постов в партии и государстве не просто продолжение традиции, сложившейся при Брежневе, а в первую очередь способ обрести новую опору в борьбе с партийным чиновничеством (следующим шагом будет избрание Горбачева президентом СССР в 1990 году). Совершенно неожиданно свою кандидатуру выдвигает никому не известный инженер из Апатитов Александр Оболенский. Выбрали, конечно, Горбачева, за него подано 96% голосов, но сам факт, что какой-то выскочка позволил себе оказаться на пути всевластного генсека к вожделенному посту, казался умопомрачительным и вместе с тем закреплял альтернативность любых без исключения выборов как норму.

Депутаты позволяют себе отметать кандидатуры, представленные высшим начальством, членами Политбюро, на ведущие государственные посты председателя Верховного Суда, Комитета конституционного надзора, Комитета народного контроля.

(Впоследствии Верховный Совет точно так же «зарубил» треть претендентов на министерские портфели в союзном правительстве. «Приходили важные и недоступные, мол, развели бюрократию эти демократы, приглашают на какое-то слушание, — рассказывал Анатолий Собчак. — Они искренне показывали нам свое отношение. Они нисходили к нам из своих, для многих уже протертых кресел, нисходили, повинуясь обязанности, и всем видом демонстрировали собственную занятость: «Прошу побыстрее, мне через полчаса вести совещание!» Но начинались вопросы. И тут оказывалось, что министр не знает и того, что должен знать рядовой инженер. Да что там инженер — студент или школьник! Незнание, как правило, сопровождалось неумением принять на себя ответственность за неблагополучие в отрасли. Кандидат в министры уже не вспоминал о назначенном совещании. Теряя свою значимость, он оказывался вполне обычным, только очень испуганным человеком. Но и этот человек не понимал, что же наконец произошло и почему комитет или комиссия принимает совершенно абсурдное решение — не рекомендовать его на ту самую должность, которую он занимал многие годы»).

Депутаты формируют комиссии по расследованию кровопролития в Тбилиси и коррупции в высших эшелонах власти, вызывают и заслушивают объяснения первых лиц партии и государства — министра обороны Дмитрия Язова, секретарей ЦК Егора Лигачева и Виктора Чебрикова, в конце концов добираются и до Михаила Горбачева. Все это неслыханно… и уже в порядке вещей.

Поступок Александра Оболенского послужил сигналом к консолидации демократической оппозиции в Межрегиональную депутатскую группу. Это тоже исторический прецедент, МГД — первая за многие десятилетия открытая, более того — парламентская, оппозиция официальной партийно-государственной власти. В группу с ходу записались почти 300 депутатов, в том числе прославленные деятели культуры и науки, такие как Сергей Аверинцев, Алесь Адамович, Сергей Алексеев, Жорес Алферов, Павел Бунич, Александр Гельман, Татьяна Заславская, Виталий Коротич, Юрий Рыжов, Роальд Сагдеев, Святослав Федоров, Родион Щедрин, Егор Яковлев.

Горбачев шокирован появлением столь представительной оппозиции: это в его планы не входило. В своем окружении оппозиционеров из МГД он называет «бешеными» — по аналогии с фракцией в Конвенте времен Великой французской революции. Когда на съезде Юрий Астафьев, один из сопредседателей МГД (наряду с Ельциным, Поповым, Сахаровым и Виктором Пальмом) объявляет о создании группы, Горбачев требует прервать телетрансляцию. Оппозиционеров прослушивает КГБ, им не дают издавать информационный бюллетень, их не упоминают в отчетах о съезде, не принимается ни один законопроект, подготовленный членами Межрегиональной депутатской группы.

Никто из МГД, кроме Бориса Ельцина, не проходит в состав Верховного Совета. Да и Ельцин окажется там в статусе председателя второстепенного Комитета по строительству и архитектуре исключительно благодаря помощи юриста из Омска Алексея Казанника: тот, по просьбе Гавриила Попова, откажется от своего места в Верховном Совете и передаст его Борису Николаевичу (в 1993 году Ельцин сделает Казанника Генеральным прокурором России, правда, терпеть принципиального сибиряка на этом посту будет недолго, всего полгода).

Невзирая на мощное аппаратное противодействие, идеи, которые объединили участников Межрегиональной депутатской группы — отмена 6-й статьи, цензуры, введение многопартийности, частной собственности, построение демократического правового государства, защита прав человека, — постепенно становятся политической реальностью: такова логика перестройки.

14 декабря 1989 года внезапно умирает Андрей Сахаров. А уже через пару месяцев, в феврале 1990-го, пленум ЦК КПСС принимает решение оказаться от шестой статьи, очередному Съезду народных депутатов, собравшемуся еще спустя месяц, остается лишь зафиксировать капитуляцию партии.

Ненапрасная жертва

Отстраняя партию от непосредственного управления государством, обществом, экономикой, генеральный секретарь Михаил Горбачев пожертвовал личной властью. Парламентская революция стоила Михаилу Горбачеву утраты доверия и популярности. По словам его помощника Андрея Грачева, «за год, прошедший между его избранием председателем Верховного Совета СССР весной 1989 года и выборами на пост президента СССР в марте 1990-го, число голосовавших за него депутатов сократилось с 95 до 59%, а само избрание президентом было в конечном счете обеспечено после патетических обращений к Съезду таких общественных авторитетов, как Александр Яковлев, Анатолий Собчак, академики Гольданский и Лихачев».

В заключение процитируем Георгия Шахназарова — помощника генсека, отца знаменитого кинорежиссера:

«Что бы отныне ни говорили и ни писали о Горбачеве, как бы его ни ругали, он навсегда останется отцом отечественного парламента. Могут возразить, что впервые в России появилась Дума. Но Николай II не строил ее и не лелеял, он всего лишь декретом, притом вынужденным, позволил ей появиться на свет. А там уже это нелюбимое дитя должно было заботиться само о себе, не только не получая поддержки, но чувствуя на себе хмурый, подозрительный взгляд самодержца, только и думавшего, как поскорее спровадить его на тот свет.

Горбачев, как примерный родитель, заботящийся о своем чаде, ухаживал за парламентом, помогал встать на ноги, не только не ожидая благодарности в будущем, но снося брыкание депутатов, которые после овации, устроенной ему при первом появлении, начали журить, потом поругивать, а осмелев и войдя во вкус, учиняли форменные разносы, не всегда заслуженные. Президент обижался, досадовал, злился, и это порой прорывалось в резких репликах или невнятных угрозах, которые враждебно настроенная пресса, не прощавшая ему ни одного промаха, немедленно объявляла покушением на демократию. Наряду с гласностью первые выборы и первый парламент, заслуживающие этих названий, — главное дело Горбачева-реформатора».

Дело оказалось выигрышным — это спустя два года показал провал ГКЧП. I Съезд народных депутатов подтолкнул к концентрации основных противоборствующих сил — реакционеров и реформаторов, сторонников автократического управления и приверженцев демократии и либерализма. Но из открытий и откровений съезда страна вышла другой, она переродилась, в августе 1991 года общество не смирилось с директивным разворотом в темное прошлое, а партийная верхушка не отважилась на массовые репрессии. Впрочем, борьба не закончена, она продолжается до сих пор, точка в революции сознания, культурной революции, инициированной Михаилом Горбачевым, еще не поставлена.

Использованы материалы книг:

— Андрей Грачев, «Горбачев», издательство «ВАГРИУС», 2001 г.,

— Борис Ельцин, «Исповедь на заданную тему», Средне-Уральское книжное издательство, 1990 г.,

— Наина Ельцина, «Личная жизнь», издательство «Синбад», Москва, 2017 г.,

— Тимоти Колтон, «Ельцин», издательская группа «Азбука-Аттикус», Санкт-Петербург, 2013 г.,

— Борис Минаев, «Ельцин», издательство «Молодая гвардия», 2014 г.,

— Анатолий Собчак, «Хождение во власть», издательство «Новости», 1991 г.,

— Георгий Шахназаров, «С вождями и без них», издательство «ВАГРИУС», 2001 г.

Источник